Глава первая. Отрывок. 1.1КАРАВАН
Караван проходил дважды в год и задерживался у поселка на три дня. Всего три дня, чтобы продать как можно выгоднее часть собранного урожая и закупить все необходимое.
Отец проверял список покупок, проверял тщательно, чтобы ничего не забыть. Следующая возможность будет только спустя полгода. Мама пересчитывала подготовленные на продажу товары. Были и общепоселковые закупки, которыми руководил мэр, но, как правило, каждая семья торговала отдельно. И каждая семья в эту секунду занималась подготовкой к «торговым операциям», проверяла, пересчитывала. Улицы были на удивление безлюдны.
Марта обошла все соседские дворы, прежде чем обнаружила брата.
Его наблюдательный пункт находился под восточной стеной в колючем густом кустарнике. От остального поселка его отгораживали складские помещения, люди здесь почти не ходили. Марта тихо раздвинула ветки. Томаш свернулся клубком в небольшой, старательно вырытой заранее яме и прижался щекой к узкой щели в стене. Вряд ли она нашла бы его, если бы еще месяц назад не заметила, что он раз в неделю протаскивает под курткой садовую лопатку и задними дворами убегает к восточной стене.
– Ты здесь с самого утра сидишь?
Мальчик подскочил бы, если бы не неудобная поза.
– Так я и знал, что ты шпионишь! – он нахмурился.
– Родители беспокоятся. Да и помощь наша нужна…
– Ладно, пойдем, – брат неохотно стал выбираться, Марта подала ему руку. – Ты только никому не говори про это место. А то желающих на Караван поглазеть много, а щель в стене – одна…
– Не скажу.
Через щель пробивалась тонкая полоска света. Там, за стеной, были овощные грядки. Сейчас все было убрано и видно было степь – желтую-желтую, до самого горизонта. Пустая. Жаркая. Ветреная. Наверное, бесконечная. И их поселок – маленький зеленый островок в колючем океане сухой травы и пыли. Марте безумно нравилось это сказочно-книжное сравнение, хотя она никогда не видела ни океана, ни островков, кроме как на картинках в учебнике.
На самом деле таких островков много, но Марте почему-то ее поселок всегда представлялся единственным во всем мире. Как будто за стеной, за полями нет ничего, кроме сухой травы. Она знала, конечно, что есть другие такие же поселки, есть Фритаун, откуда через Караван присылают многие вещи, которые в поселке не производятся, в конце концов есть Караван… Но знать и верить – не одно и то же. Да и Караван этот она ни разу не видела – детям выходить к Каравану запрещено. А Фритаун вообще казался чем-то сказочным и мифическим. Его не видел никто, кроме мэра и шерифа. Говорят, там все по-другому. И почти все мечтают однажды уехать туда, но потом взрослеют, заводят семью и остаются здесь.
Марта не хотела ни уезжать во Фритаун, ни взрослеть и заводить семью. Ей нравилось жить в поселке, помогать родителям в поле, делать запасы, готовить товары для Каравана. Ей нравились поля вокруг поселка, фруктовые сады, лошади и старенький трактор. Ей нравилось быть ребенком, одним из многих детей в поселке.
Но ее мнения никто не спрашивал. В конце зимы она «достигла совершеннолетия», через два месяца окончила школу и теперь была полноправным членом общества. Она считалась взрослой, и ей теперь можно было встречать Караван.
Они с братом были в трех шагах от дома, когда кто-то крикнул:
– Едут!
– Почему? Почему с запада?! Почему?! – Томаш стукнул обоими кулаками по столу и засопел. Марте было его безумно жалко.
– Пап, а, правда, почему? Ведь всегда же с востока приходили…
Отец пожал плечами:
– Ну… Да какая разница? С запада так с запада! Выходите, уже все давно за стеной!
– Это же несправедливо! – брат уронил голову на стол.
– Хватит, – строго сказала мать. – Не веди себя как маленький. Марта теперь пойдет с нами, так что ты должен будешь сидеть дома с Эвой…
– Что?! – мальчик вскочил из-за стола. – Так что… никакого Каравана…
– Не вздумай оставлять ее одну, – сказал отец, и Томаш как-то сразу успокоился, собрался и даже выглядеть стал лет на двенадцать.
Весь поселок в миг стал похож на огромный муравейник. Люди суетились, люди бегали от ворот к своим домам и обратно к воротам, что-то волокли, на ходу о чем-то спорили, проверяли, пересчитывали. Некоторые еще утром разместили свои ящики на предполагаемом месте торговли и теперь спешно перетаскивали их в новое – к юго-западу от ворот.
Марта сидела на ящике кукурузы и всматривалась вдаль. Столб пыли теперь было видно невооруженным глазом. Родители что-то в спешке выкладывали на другие ящики, и какое-то время Марта даже следила за их разговором, но вскоре он утонул в общем ровном гуле. В какой-то момент Марте подумалось, что никто уже давно не слышит своих собеседников, что собравшиеся на этом импровизированном рынке жители поселка вообще не пытаются говорить что-то связное, несущее смысл – они просто гудят. От этой мысли стало одновременно смешно и страшно.
Вокруг гудели. В зоне прямой видимости махал руками и открывал рот мэр. Несколько мужчин что-то ему отвечали – так же беззвучно открывая рот и размахивая руками, что-то перетаскивали с места на место. Марта не слышала их, но было ясно, что там завершается подготовка к первоочередным, общепоселковым «торговым операциям» вроде покупки топлива для трактора. Родители пересчитали и перепроверили все, что могли, но тоже продолжали гудеть со всеми. Один только шериф, стоявший совсем рядом, невозмутимо смотрел то по сторонам, то вдаль – на приближающийся столб пыли.
– Почему они в этот раз едут с юго-запада? – спросила Марта скорее саму себя.
– А кто их знает, – отозвался шериф. – Быстро двигаются.. Быстрее, чем обычно… Наверное, поэтому так рано… Всегда к полудню прибывали…
– А можно в Ваш бинокль посмотреть? – Марта сползла с ящика. – Я сегодня первый раз встречаю Караван…
– Насмотришься еще, – сказал шериф и сам потянулся за биноклем. Марта почти обиделась и снова залезла на ящик. Шериф тщательно осмотрел всех вокруг и, видимо, убедившись, что порядок соблюдается, посмотрел в бинокль.
Что-то изменилось. Что-то было не так.
Лицо шерифа будто бы стало деревянным и, кажется, побледнело. Он несколько раз то убирал от глаз, то снова поднимал бинокль, словно не веря увиденному. Марта невольно напряглась, перевела взгляд на родителей, на толпу…
– Все за стены! – крикнул шериф, но его громкий голос утонул в общем гуле.
Шериф выхватил из кобуры пистолет. Выстрел. Еще один. Марта дрогнула. Толпа смолкла.
– Все за стены! Живо! Все за стены!
Все, казалось, осознавали сказанное. Некоторые переглядывались. За спиной кто-то шептался.
Марта спрыгнула с ящика:
– Пап! – она схватила отца за руку, посмотрела на мать.
– Подожди, я не пойму, что происходит…
Отец высвободил руку. Стало страшно, безумно страшно. Все чего-то ждали, что-то пытались понять.
– Бросайте все! – кричал шериф. – Скорее!
Люди как-то нехотя стали двигаться к воротам. Большинство волочило за собой свои ящики и мешки. Некоторые и вовсе не сдвинулись с места.
Прозвучала еще пара выстрелов. Шериф продолжал что-то кричать. Подключился мэр. И вдруг словно прорвало. Охваченная паникой толпа ринулась в ворота.
Они бежали, задыхаясь от пыли, не различая ничего, кроме спин бегущих впереди. Марта не заметила, как они оказались за стеной. Пыльная дорога от ворот до торговой площадки сменилась пыльной улицей. Толпа поредела: люди теперь разбегались по разным улицам к своим домам.
Откуда-то сверху, из-под крыши, послышался хрипящий, продирающийся через слои пыли голос мэра:
– Дорогие жители, – голос был сухой и дрожащий, искаженный то ли динамиками, то ли волнением. – Сложилась крайне опасная ситуация. Всем мужчинам необходимо срочно явиться к дому шерифа и поступить под его командование. У кого есть оружие, обязательно берите. И… – он запнулся, – не забудьте патроны. У кого оружия нет, тех вооружит шериф. Женщинам, детям и старикам – оставаться в своих домах. Повторяю: всем мужчинам необходимо срочно явиться…
На Мартиной памяти динамики включали раза четыре, не больше. На улице их было много – старых, изъеденных ржавчиной. Те, что были под их крышей, хрипели и кашляли так, что слов мэра было почти не разобрать.
Отец распахнул дверь, бросился в кладовую. Мать побежала в детскую, обняла перепуганных Эву и Томаша, расплакалась.
– Мамочка, ты чего? – Томаш прижался к ней. – Но ничего же страшного не произойдет? Фритаун ведь обеспечивает мир в Регионе?
Марта закрыла дверь детской, выглянула в окно. На улице сейчас были только мужчины, все с ружьями. Все бежали в сторону ворот. Бежал сам шериф – плотный, с красным лицом, в расстегнутом бронежилете и надвинутой на брови каске. Он не надевал их, наверное, с того самого дня, как приехал в поселок с Караваном – сменить старого шерифа.
В детскую влетел отец с винтовкой.
– Анна! Из дома – никуда! К окнам не подходите! Если что – прячьтесь в подвал!
Он захлопнул дверь. Секунду стояла тишина, потом Эва разрыдалась.
Еще какое-то время было тихо. Только Эва продолжала всхлипывать у мамы на руках.
Потом послышалась стрельба, крики. Эва вжалась в мамино плечо. Томаш стал двигать стол к двери. Марта подползла к окну, выглянула, прижимаясь к стене. На улице было пусто, но где-то совсем рядом… В голову пришло совершенно жуткое словосочетание – «шел бой». Марта помотала головой, словно это могло помочь вытряхнуть страшную мысль.
– Почему папа не возвращается? – жалобно спросила Эва.
Мать встала:
– Надо идти в подвал.
За окнами все гремело. Раздался какой-то новый грохот – резкий, похожий на раскат грома. Полыхнула крыша соседского дома.
– Нельзя в подвал, – сказала Марта. – Дом рухнет, и нас завалит.
Все посмотрели на нее. Эва снова испуганно захныкала. Мать прижала ее к себе крепче, погладила по волосам.
– В доме оставаться нельзя, – проговорила она почти шепотом.
– Давайте возле щели спрячемся, – сказал вдруг Томаш. – Мамочка, я знаю такое место под стеной за складами, там нас никто не найдет…
Мать удивленно подняла брови, хотела что-то сказать, но Марта ее опередила:
– Томаш прав, – она подобралась к двери, стала отодвигать стол. – Мамочка, там очень хорошее место, там действительно можно спрятаться…
В этот момент снова раздался грохот.
Они вышли на пыльную и задымленную улицу и сразу же нырнули в узкий переулок. Дыма было столько, что ничего уже нельзя было разглядеть. Томаш повел их по задним дворам, между глухими стенами чьих-то горящих домов. Мама несла Эву, Марта оглядывалась. Несколько раз сквозь дым ей удавалось разглядеть в промежутках между домами чьи-то фигуры, какие-то тракторы, на тракторы совсем не похожие – коробочки на колесах. Все гремело, иногда гремело особенно громко и совсем близко – где-то на соседних улицах.
Хорошо, что мама не стала спорить или требовать объяснений, что сразу пошла за Томашем, и они не потеряли драгоценного времени, думала Марта. Стрельбы становилось все меньше, теперь чаще слышались крики. Иногда откуда-то доносился хохот или ругань.
Они шли почти вслепую. Томаш бежал впереди, мать не успевала. Раз или два она споткнулась, но Марте удалось поймать ее, не дать ей упасть. Эва уже не хныкала, крепко обхватила мамину шею, зажмурила глаза. Марта, наоборот, всматривалась, прислушивалась. Пыль и дым постепенно оседали. В смутных очертаниях построек вокруг она вдруг отчетливо узнала складские помещения и гараж, в котором стоял трактор, узнала стену и спутанные ветки кустарника. Томаш уже бежал к стене.
– Туда, скорее! – он махнул рукой и выскочил на широкую улицу перед гаражом.
Раздалось много коротких хлопков, сливающихся в единую очередь. Светло-серая рубашка стала бардовой. Томаш упал в пыль.
Мать закричала, с Эвой на руках бросилась к нему. Раздался грохот, поднялась пыль и дым. В ушах зазвенело.
Марта побежала. Дым жег глаза, но она пыталась всматриваться, искала маму, Эву, тело Томаша. Пыталась выбросить из головы слово «тело». Споткнулась, упала в пыль, поползла. Локтем зацепилась за колючую ветку.
Кустарник. Стена.
Марта оглянулась назад, но не увидела ничего, кроме дыма и пыли. Она с ужасом поняла, что уже не сможет найти их. И вдруг подумала, что искать некого. Послышались голоса – грубые, чужие. Тогда она раздвинула ветки и почти сразу нашла вырытую братом яму под стеной.
Она свернулась клубком. Колени упирались в подбородок, пекла ссадина на локте. Совсем близко послышался топот чьих-то тяжелых ботинок. Тогда и пришла запоздалая мысль, что вчетвером они бы здесь не спрятались.
– Что там, мать твою?
– Баба с ребенком! Зря гранату… тащи их теперь…
Марта прислушивалась. Голоса – чужие. Даже говор отличался. Марта невпопад вспомнила, что говор шерифа, когда он только приехал в поселок, тоже был каким-то не таким, даже немного забавным. Чужие грязно ругались. Ей казалось, что ее вот-вот услышат. Слишком громко дышала, слишком часто колотилось сердце.
– Нет, пацан мертвый. Слушай, не хочу я эту бабу тащить, может, бросим их на хрен, пусть подыхают..
– Я тебя, урода, тогда генералу сдам, будешь сам вместо этой бабы вкалывать! Взял и пошел! Наши уже все валят…
Во рту стало горько. Она не вернулась. Не стала искать. А мама с Эвой были живы, они еще могли спрятаться…
Шаги удалялись. Через щель пробивался теплый желтый свет полуденного солнца. Севернее овощных грядок горели фруктовые деревья. Четверо здоровых мужчин в грязно-желтой, как степь, одежде, вели на юг, к воротам, напуганных, вырывающихся лошадей.
Она не вернулась. Не нашла. Не спрятала.
Пыль оседала. Болели коленки, ушибленные при падении. Щека тоже была поцарапана – это уже здесь, под стеной. Стало тихо. Горло жгло – хотелось пить. Марта попыталась повернуть голову, но это оказалось неожиданно больно. Шея затекла, ноги тоже ныли, на плечо давил какой-то острый камень. Тогда она собралась с силами и выползла из-под стены.
Горели пустые склады и гараж, на дороге под слоем свежей пыли лежал в бордовой лужице десятилетний мальчик Томаш Бзежински. Стоял дым. Каждый шаг давался с трудом, ботинки загребали песок, в глазах стояла пелена. Она пересилила себя и не подошла к телу брата.
Не рыдать.
Не смотреть на тело мальчика.
Надо пойти к колодцу, набрать воды, иначе сама будешь лежать точно так же на дороге лицом в пыль. Набрать воды и идти искать выживших…
Марта пошла к центру поселка, к колодцу. Все горело или догорало. На одной из дозорных вышек раскачивались трое повешенных. С мертвого шерифа стащили и бронежилет, и каску. Мэра почему-то подвесили за ноги. Колодец был завален телами. Одежда разодрана, обуви нет, на спинах выцарапаны всякие мерзости. Воняло кровью. Цепь, на которую раньше цеплялось ведро, теперь была оборвана. Марта упала на колени, ее стошнило.
Она снова пересилила себя, встала. И вдруг как будто открылось второе дыхание. Она побежала: сначала просто побежала по улице, потом увидела болтающуюся на петлях дверь, ворвалась в чужой догорающий дом, заглянула в каждую комнату, стала кричать, звать хозяев. Нашла вход в подвал, а в подвале – тело старухи, раздетое и изувеченное, развороченные ящики и следы крови.
Еще какое-то время Марта искала живых, потом стала искать воду. Но все запасы воды, которые должны были оставаться в домах, нападавшие, похоже, увезли с собой. Через какое-то время Марта сама уже не могла точно сказать, что она ищет. Она сознательно отворачивалась от изувеченных тел, стараясь не замечать лица. Почти все – либо старики, либо мужчины, защищавшие поселок… Нет, мужчин в поселке было больше, чем трупов на улицах. Намного больше. Их поселок грабили. И уводили зачем-то живых, для какой-то работы. Для работы – для любой работы – нужнее взрослые здоровые мужчины… Папочка, миленький, только бы ты был жив!..
Она обнаружила, что стоит в воротах. Впрочем, никаких ворот больше не было. Да и поселка больше не было. Никого, кроме нее не осталось. До горизонта тянулась равнодушная желтая степь. Пыль на юго-западе почти улеглась. Теперь ее спокойствие нарушал только серо-черный дым от того зеленого островка, который Марта считала единственным в мире… Да что там! Всем миром… Не похожие на тракторы тракторы и коробочки на колёсах ушли за горизонт так же быстро, как приближались всего-то… Сколько? Час? Два часа назад? Ноги подкосились, Марта села на сухую траву.
Был полдень. Пить хотелось все сильнее. Марта понимала, что совсем скоро к жажде прибавится еще и голод, и понимала, что утолить его тоже будет нечем.
Ничего, подумалось ей, умереть от голода ты не успеешь. Вот если бы хоть капельку воды, тогда да…
Мысль о смерти казалась простой и естественной, и Марта как-то нехотя подумала, что вот тут бы стоило испугаться хотя бы этого безразличия к страшным вещам… Но испугаться не получилось. Весь ее страх остался под восточной стеной, в пыли, рядом с телом брата. И страх, и необходимость кого-то искать, зачем-то жить – все это теперь казалось далеким и ненастоящим; бессмысленным, как тело курицы, которое продолжает хлопать крыльями, когда голову уже отрубили.
Марта сидела на обгорелой траве. Откуда-то появился песочно-коричневый кузнечик, приземлился на ее ботинок, потер друг о друга тонкие ножки и длинными прыжками умчался куда-то на юго-восток, где далеко на горизонте поднимался столб желтой пыли. Марта встала, поставила ладонь козырьком. Столб пыли приближался. Караван проходил дважды в год.